Российский взгляд на украинские проблемы

Поставленные в статье вопросы о развитии третейского разбирательства на Украине представляют несомненный интерес для российских правоведов. Хотя сравнительное правоведение особым почетом не пользуется в юридической среде, в данном случае сравнение позиций государства по отношению к третейским судам представляет интерес ввиду близкого менталитета и законодательной среды.

Статистика рассматриваемых третейскими судами споров впечатляет и сравнение тут конечно не в пользу России. Особенно разнятся показатели споров в банковской сфере переданных в третейский суд. Разница здесь не только количественная, но и качественная. Российская особенность в том, что наши банки пошли путем создания собственных, подконтрольных им третейских судов, а не передачу споров в независимые третейские суды. Впрочем, объяснение украинского феномена кроется не только в их высоком правосознании, но и том, что третейские суды могут образовываться на Украине только при различных объединениях и ассоциациях.

Относительно арбитрабельности споров можно заметить, что ограничение компетенции в части потребительских споров имеет под собой слабое правовое обоснование в виде защиты слабой стороны. При этом европейский законодатель не испытывает сомнений о возможности передачи таких споров в третейский суд. В России такие споры стали арбитрабельным только благодаря взвешенной позиции Верховного суда рассмотревшего конкретное дело. Я бы даже заметил, что вопросы компетенции в России стоят гораздо более остро, чем на Украине. Так у нас признаны неарбитрабельными корпоративные споры, а исследование независимости и беспристрастности третейских судей теперь вообще на самом острие судебной практики.

Ущемление принципа компетенции компетенции рассмотренное в статье, имеет место и в России, хотя и не в такой степени. Однако, стоит отметить, что истоки такого игнорирования данного принципа кроются не только в незнании государственными судьями теории третейского разбирательства, но и в реальных нарушениях прав сторон вызванных недобросовестными действиями одной из сторон. В российских реалиях одна из сторон часто контролирует третейский суд, поэтому правосудие, исходя из этой не вербализированной позиции, отказывает третейским судам в установлении своей компетенции. Кроме того, стоит отметить, что ни российский, ни украинский закон вообще не регулирует порядок и процедуру признания третейского соглашения недействительным или незаключенным. Не решена на законодательном уровне и проблема «параллельных исков» когда иск предъявляет лицо не связанное третейским соглашением (например, акционер о признании недействительным договора содержащего третейское соглашение), даже если этот вопрос уже разрешен третейским судом. Все эти проблемы не могут быть решены исключительно прямым применением принципа компетенции компетенции, без регулирования правовой силы решения третейского суда и корректировки норм процессуального права. Это соображение не в коей мере не отменяет положения, что последовательная позиция государственных судов о применении принципа компетенции компетенции являлось бы лучшей демонстрацией поддержки третейского разбирательства со стороны государственного суда.

Все познается в сравнении, поэтому когда сравнивается отношение двух государств к третейскому разбирательству чужие проблемы уже не кажутся такими острыми. Российское государство последовательно снижает эффективность защиты прав через третейский суд самыми разными средствами к которым можно отнести: урезание компетенции, увеличение срока выдачи исполнительного листа, истребование третейских дел когда у суда отсутствует такое право, фактический запрет на взыскание третейского сбора по которому предоставлена отсрочка и т.д. Каждая из этих бисерин формально не всегда негативных, все вместе складываются в узор, в котором уже никак нельзя увидеть поддержки третейскому разбирательству. Но именно эти обстоятельства наталкивают на мысль, что для становления третейского разбирательства в качестве полноценного инструмента защиты прав нужны не столько законодательные изменения, но прежде всего политическая воля государства и судейского сообщества на ликвидацию монополии государства на судопроизводство и защиту прав. 

Михаил Морозов, Председатель Сибирского третейского суда, 

г. Новосибирск ,Председатель Правления Национальной третейской палаты (РФ) 

«Экономика и жизнь – юрист» № 32 , 2012 с.4-5